Старожилы Архангельска хорошо помнят двухэтажный особняк, стоявший на улице Пролеткульта, 8 (ныне улица Попова). В этом доме, принадлежащем норвежскому подданному Арнольду Виклюнду, около двадцати лет размещалось норвежское консульство. Владелец особняка 15 лет исполнял сначала обязанности секретаря консульства, а затем некоторое время — генерального консула Норвегии.

Арнольд Адольфович родился и вырос в нашем городе. Здесь он женился на архангелогородке Вере Дмитриевне Аароновой. Здесь же родилась и училась его дочь Людмила.

11 мая 1938 года Виклюнд направил в облисполком официальное письмо, в котором он сообщил местным властям: «Я, согласно распоряжению моего правительства, получил новое назначение и завтра уезжаю из Архангельска». К письму прилагалась консульская карточка № 2062.

Внешне все выглядело благопристойно. На деле же отъезд Арнольда Виклюнда был связан с громким событием, потрясшим наш город. — арестом по обвинению в шпионаже 54 его жителей, доставленных в тюрьму в ночь с 22 на 23 ноября 1937 года.

Только сейчас, спустя 56 лет после той страшной ночи, появилась возможность впервые рассказать об этой трагедии в жизни Архангельска, событии, омрачившем добрые отношения между двумя странами — Норвегией и Советским Союзом.


Первые жертвы

Эта акция готовилась заранее. В течение всего 1937 года в Архангельске, как и во всей стране, шли непрерывные аресты. По ночам в тюрьмы свозили наиболее заметных хозяйственников, руководящих работников партийного и государственного аппарата, бывших активистов политических партий, священнослужителей, которым инкриминировались антисоветская, контрреволюционная деятельность и вредительство в народном хозяйстве.

Зловещую роль в развязывании волны репрессий на Севере сыграл посланец Сталина секретарь ЦК ВКП(б) А. Андреев. 4 — 5 ноября он провел внеочередной пленум Архангельского обкома партии, который освободил от обязанностей уже арестованного первого секретаря обкома Д. Л. Конторина, дал установку «беспощадно выкорчевывать врагов народа».

Для осуществления карательной акции за два месяца до пленума в город прибыл новый начальник управления НКВД по Архангельской области некий В. Дементьев. В прошлом полуграмотный красноармеец, разнорабочий и шофер, имевший низшее образование, этот человек уже имел опыт подобной работы: он участвовал в «разработке» шахтинского дела, в борьбе с кубанскими саботажниками сдачи хлеба государству в 1933 году» и т.п.

Буквально за несколько дней были арестованы 19 первых секретарей партийных комитетов, более десяти председателей райисполкомов, десятки руководителей областного и городского звена.

Местные чекисты понимали, сколь лакомым куском для поисков шпионов в области являлось единственное на Европейском Севере норвежское. консульство. Выявить у арестованных сведения о связях с ним — это не какой-то «грех» прошлых заблуждений того или иного подследственного — пребывание в эсеровской партии или участие в гражданской войне на стороне белых, а шпионаж и прямая измена Родине.

Начиная со второй половины 1937 года, работники НКВД, проявляя инициативу, начали арестовывать тех, кто уже был «на крючке», значился как человек, имевший «связь с эмиграцией». А таких людей в Архангельске насчитывались многие десятки.

У кого-то на чужбине, нередко в Норвегии, оказались в изгнании муж, брат или сын. Чья-то дочь в свое время вышла замуж за иностранца. К тому же сам консул Виклюнд родился в Архангельске, имел десятки добрых знакомых. Будучи заядлым охотником, он выезжал на своем катере за город. Его жена Вера Дмитриевна и дочь Людмила учились в архангельских школах, сохраняли хорошие, дружеские отношения с архангелогородками, со своими родными.

Первым в установлении «шпионских отношений с норвежским консульством» был уличен талантливый поморский самородок, создатель крупного пароходства на Севере 75-летний Игнатий Иванович Бурков.

Бывший судовладелец, арестованный в ночь на 24 октября 1937 года, категорически отверг нелепые обвинения его в шпионских связях с норвежским консульством.

— Никакой связи с консульством я не имел, никого из его работников я не знаю, — заявил он во время допроса.

«Вина» этого человека перед государством состояла в социальном прошлом, а также и в том, что два его сына — Виталий и Илья — проживали в Норвегии, имели там свое дело. К ним, на побывку к внукам, выезжала жена Игнатия Ивановича. Старики время от времени получали от сыновей и внучат письма из-за границы, т. е. имели «связь с эмиграцией».

Уже 13 января 1938 года Игнатий Бурков был расстрелян.

Через некоторое время после ареста Буркова в тюрьме оказался 59 -летний Михаил Ульсен — сын известного на Севере заводовладельца Мартина Ульсена, норвежца, принявшего русское подданство еще в 1903 году. Михаил Ульсен обвинялся в том, что «имел близкие связи с норвежским консулом», «систематически посещал консульство», подозревался «в сборе и передаче консулу шпионских сведений».

С арестом Ульсена у органов НКВД произошел, однако, скандальный «прокол». Еще с дореволюционных времен Михаил Мартинович страдал тяжелым душевным расстройством. Опытные эксперты профессор Н. Жилин и ассистент П. Быстров определили подследственного как человека, «психически невменяемого», который нуждается в постоянном надзоре медицинского работника. По этой причине дело на Михаила Ульсена было прекращено и его выпустили на свободу.

Приказ наркома

В обстановке, когда архангельские органы НКВД плели паутину вокруг людей, имевших то или иное отношение к норвежскому консульству, нарком Николай Ежов до предела упростил их задачу. Специальный приказ наркома, полученный в Архангельске 1 ноября 1937, предписывал применением широких репрессий пресечь все связи посольств и консульств Германии, Японии, Италии и Польши с советскими гражданами... Подвергнуть немедленному аресту всех советских граждан, связанных с личным составом этих дипломатических представительств и посещающих их служебные и домашние помещения».

Приказ не ограничивал применение репрессивных действий только этим перечнем. Он обязывал «усилить наблюдение и за другими дипломатическими представительствами», в том числе скандинавских стран.

Приказ — есть приказ. Уже 24 ноября управление НКВД по Архангельской области доложило в Москву о том, что «в ночь на 23 ноября 1937 года проведена операция но связям норвежского консульства», в ходе которой «арестовано 54 человека, в том числе профессор АЛТИ Лебедев». Через несколько дней число арестованных увеличилось до 63 человек.

Всем архангелогородцам, доставленным в тюрьму, предъявлялось стандартное обвинение: «имеет близкую связь с норвежским консульством», «подозревается в шпионской деятельности», «занимается шпионской деятельностью». Формулировки чуть-чуть варьировались, позже, в ходе следствия, даже уточнялись, но весьма несущественно.

Следствие буксует

Невозможно представить те чувства, которые переживали жители нашего города в конце 1937, года. За каких-то полтора-два месяца в тюрьме оказались все руководители области и областного центра. А тут еще сразу добавились 63 человека. Было над чем тревожиться горожанам. Что ждет впереди их родных и близких, попавших в жестокую беду, да и всех тех, кто трудился на заводах, в порту, на государственной службе?

Между тем следственные группы управления НКВД приступили к реализации своего замысла. А он был примитивен: добыть сведения о вредительстве в народном хозяйстве, доказать наличие в области диверсионно-террористической деятельности и штаба для организации этой работы, существование шпионской сети. Эти формулировки, несколько меняя отдельные выражения, и заносили в наспех составляемые справки об арестах всех, доставляемых в тюрьмы.

Однако на деле все оказалось не просто. Ход следствия пошел не так, как планировался организаторами. Все обвиняемые отвергали чудовищные обвинения. Сохранившиеся в пухлых томах подлинники документов свидетельствуют: обвиняемые обличали следствие в фальсификациях, рассказывали о пытках, которым они подвергались.

Приведу только два свидетельства, взятых из писем заключенных.

«Виновным себя не признаю, — писал 18 февраля 1938 года в письме к А. Вышинскому Виктор Бройтигам. — С 4 до 11 декабря вели допрос. Все семь дней я без сна находился на допросе, не выходя из комнаты следователя... Три дня меня совершенно не кормили, мотивируя тем, что не поступало мое личное дело из тюрьмы № 1... Следователь обращался со мной грубо, ругал матом, кричал, стращал разными угрозами вплоть до расстрела и довел меня до состояния невменяемости, добился ложных показаний...»

Поразительные по своей откровенности письма руководителю областной организации НКВД написал главный свидетель по «делу Виклюнда» Петр Пузырев. Отвергая все свои показания, Петр Степанович сообщал: «Все показания написаны под диктовку следователя... ввиду применения «карусели» и физического избиения меня следователем при допросе в течение четырех суток без сна». Пузырев жаловался на то, что вследствие этих пыток он лишился слуха, а в голове «стоит сплошной шум».

Понятно, что такой ход следствия не устраивал руководство НКВД. Тем более Москва торопила близился открытый судебный процесс по делу «антисоветского право-троцкистского блока». Требовались убедительные доказательства наличия шпионских ячеек и групп на местах, руководимых Н. Бухариным и его сторонниками.

Зверства и пытки над заключенными усиливались. В показаниях оставалось лишь то, что требовалось для утверждения фальшивой версии. Все это позволило следователям «слепить» нужные «дела». Невозможно написать о всех жертвах, проходивших по так называемому «делу Виклюнда». Кратко расскажу лишь о судьбе некоторых из них. Кто же «шпионил» в пользу иностранных государств?


Профессор Вениамин Лебедев

Биография этого одаренного русского человека вполне может быть материалом для научно-популярного очерка. Жаль, что пока ни у кого не дошли руки до этого дела.

Сын почетного гражданина С.-Петербурга, известного лесопромышленника имел за душой немалую по тем временам вину: он некоторое время служил в деникинской армии, отбывал срок в советской тюрьме, а в начале 20-х годов оказался в родном городе, из которого его немедленно выслали в Архангельск.

Талантливый человек не терял времени даром. Он стал заниматься исследованием актуальных проблем, связанных с развитием биржевого хозяйства и хранением древесины. Несколько лет Вениамин Иванович возглавлял институт промышленных изысканий, а после создания АЛТИ стал его первым профессором. В 1931 году Лебедев выпустил в свет работу «Дефекты древесины», чуть позже большую статью «Перестройка производственного процесса на лесобиржах Архангельского порта в связи со стахановским движением».

Имя Лебедева приобретало вес в лесной науке, он был и опытным практиком. Услугами его широко пользовались специалисты лесопильного производства.

Профессор Иван Мелехов вспоминал позже: «Вениамин Лебедев производил впечатление эрудированного человека, интересовавшегося проблемами биржевого хозяйства. Им был опубликован ряд научных работ, часть которых цитируется в специальной литературе. Он пользовался в коллективе АЛТИ большим авторитетом».

Одним словом, к середине 30-х годов Вениамин Иванович, которому исполнилось 50 лет, достиг, по меркам того времени, весьма высокого положения: профессор, заведующий кафедрой в молодом институте, известный специалист своего дела.

Неплохо устроились к тому времени и семейные дела профессора. Он только что выдал замуж свою дочь Наталью за 24-летнего научного сотрудника Северной базы Академии наук СССР Валерия Эпштейна.

И вдруг — полный крах всей жизни: арест и предъявление самых суровых обвинений.

«Дело Лебедева» позволяет проследить, как шаг за шагом следовательская команда превращала скромного ученого в крупного шпиона и вредителя. В справке на арест Лебедеву предъявлялось обвинение в том, что он в 1930 году установил в шпионских целях связь с норвежским консулом в г. Архангельске. По заданию консула Лебедев собирал и передавал ему ряд сведений шпионского характера. Являясь руководителем кафедры лесного товароведения, Лебедев издал ряд книг, в которых дискредитировал перед заграницей наш лесоэкспорт».

Поразительно, но через две недели это обвинение было изменено. Формулировки приняли более жесткий и конкретный характер. Лебедев квалифицировался как «агент английской разведки», утверждалось, что он «собирал сведения о состоянии оборонной и лесной промышленности... и передавал их представителю английской разведки в Архангельске Виклюнду». А кроме того, он якобы провел большое вредительство в научной работе института.

Профессору «шили всякое лыко в строку». Оказалось, что он завербовал в качестве шпиона директора АЛТИ Горохова Василия Александровича, что умело использовал для организации съемок известного в Архангельске фотографа Оттлие Бориса Федоровича, который уже отбыл пять лет наказания «за распространение снимка падающего купола Троицкого собора».

ринопластика носа ценыЛебедеву вменили в вину и то, что он принял на кафедру на должность технического секретаря дочь бывшего начальника штаба белой армии при генерале Миллере Вячеслава Жилинского Ирину. В АЛТИ работала и мать Ирины Евгения Александровна Жилинская. Дочь Лебедева Наталья, мать и дочь Жилинские часто навещали дом Виклюнда. В здании консульства бывал не раз и сам Вениамин Иванович. Все это давало полную свободу для фантазии следователей. В деле Лебедева отмечалось, что во время охоты через дочь Наталью и дочь Виклюнда Людмилу он регулярно снабжал норвежское посольство всеми шпионскими сведениями...

Вениамин Иванович Лебедев был расстрелян 21 марта 1939 года. Судебный протокол военного трибунала сохранил для потомков полное внутреннего достоинства заявление русского ученого. Полностью отвергнув все обвинения, Вениамин Иванович бросил в лица палачам: «У меня отобрали честь, разорили семью, отобрали Родину. Прошу физически меня уничтожить».


Дипломатический агент Петр Пузырев

Одно из главных мест я «деле Виклюнда» следователи отводили 43-летнему уроженцу Черевковского района Петру Степановичу Пузыреву.

Старательный крестьянский парень прошел богатую школу государственной службы. Он последовательно занимал различные посты в своей волости, затем в уездах и был выдвинут на должность секретаря губисполкома. А на общественных началах Петр Степанович исполнял обязанности представителя наркомата иностранных дел.

Незаметная на первый взгляд должность играла основную роль в отношениях с норвежским консульством. Петр Степанович был по сути единственным в области человеком, с которым имел право вступать в официальные отношения норвежский консул. Пузырев снабжал консула всеми официальными документами, заботился о приглашении его сотрудников на праздничные торжества, о визах для иностранцев, помогал генеральному консулу решать хозяйственные проблемы.

Испытываешь горькое недоумение, а порой и жгучий стыд, знакомясь с «делом Петра Пузырева». Каким жестоким и деформированным сознанием нужно было обладать следователям, чтобы выжимать из этого человека — отца четверых детей — дикие признания в шпионаже и измене Родине.

Допросы упрямого северянина на первых порах не давали результатов: обвиняемый отвергал обвинения. Как уже отмечалось выше, последовали жесточайшие пытки, испытания бессонницей и голодом.

В уста этого человека и были вложены самые нужные для следствия показания: якобы с 1934 года он регулярно передавал от первых секретарей крайкома и обкома партии Владимира Иванова и Дмитрия Конторина пакеты с секретными шпионскими сведениями в руки норвежских консулов — Больстада и Виклюнда. Последние, в свою очередь, вручали Пузыреву конверты с крупными суммами денег.

Во время суда Петр Степанович мужественно заявил о том, что он отказывается от всех своих показаний, выбитых силой: «Ничего подобного на самом деле не было».

«Клянусь, — писал он в одном из писем, — что никаких преступлений я не совершал.

20 лет моей работы я честно трудился на пользу Родины. Этому я отдал все силы и знания, способности...»

Несмотря на упорное сопротивление, недоказанность вины Пузырева, трагический финал был предрешен. Петр Степанович был расстрелян в мае 1938 года. К восьми годам пребывания в ИТР была приговорена его 36-летняя жена Мария Васильевна как член семьи изменника Родины.


Братья Лейцингеры и другие

Значительную группу арестованных по «делу Виклюнда» составили потомки поселенцев Немецкой слободы или люди, носившие фамилии нерусского происхождения.

В тюремных камерах оказались Виктор и Анатолий— сыновья Эмиля Бройтигама (бывшего совладельца пивоваренного завода Суркова) и его жены Пелагеи Михайловны, урожденной Манухиной. Та же участь постигла сына лесопромышленника Егора Шергольда — Бориса, 39-летнего Эдуарда Гернета и 70-летнего Германа Гувелякена. Тяжкое горе обрушилось на дружную семью бывшего городского головы знаменитого фотографа Якова Ивановича Лейцингера. Двое его сыновей — Вячеслав и Аркадий — тоже оказались в тюремных застенках.

Среди арестованных были прислуга и хозяйственные работники консульства: Анна Алексеевна Новикова, Виктор Петрович Ермолин, Леонид Алексеевич Архангельский. Не оставили без внимания всех знакомых жены Виклюнда и его дочери. По этой причине были Арестованы преподаватель строительного техникума Ааронов Борис Дмитриевич — брат жены консула Веры Дмитриевны, Евгения Александровна Жилинская и ее дочь Ирина, учительница немецкого языка Лидия Николаевна Крамаренко и многие другие.


Братья Лейцингеры (слева направо) — Аркадий, Вячеслав, Игорь и Вадим (первые двое проходили по «делу Виклюнда»)


Постепенно следователи наполняли составленную заранее схему требуемым содержанием. Разнообразные сведения, разбросанные по делам привлеченных к следствию людей, но в конце концов сведенные воедино, создавали впечатление о наличии на Севере разветвленной шпионской сети.

Выходило, что обвиняемые, начиная с прислуги и кончая руководителями области, собирали различные сведения, которые стекались в норвежское консульство. А генеральный консул этой страны фигурировал во многих показаниях как главный резидент... английской разведки.

Во многих «делах» появились и конкретные сведения, которые якобы доставлялись резиденту. Среди них были данные о строительстве объектов Судостроя (так назывался первоначально будущий Северодвинск), лесозаводов, о заготовке пиловочника и выполнении плана лесоэкспорта, о состоянии хранения древесины.

Понятно, что вся эта «липа», о которой не раз докладывалось на пленумах партийных комитетов и хозяйственных активах, доносимая ежедневно печатью до массового читателя, производила ошеломляющее впечатление...

Было чему радоваться тем, кто готовил большой процесс против Н. Бухарина и его сторонников. Бывший секретарь крайкома и нарком лесной промышленности Владимир Иванов во время допроса на процессе по «делу антисоветского право-троцкистского блока» показал: «Группа правых в Северном крае под моим руководством развернула террористическую, диверсионную и шпионскую деятельность... в пользу английской разведки».

Еще более поразительных сведений следствие добилось от бывшего первого секретаря обкома партии Д. А. Конторина. «Контрреволюционная организация правых в Архангельской области, — заявил он при допросах, — проводила работу по указке английской разведки и центра... Наша шпионская организация ставила перед собой задачу подготовить условия для оккупации Северного края... английскими интервентами.


Финал

Горек и страшен конец «дела Виклюнда» насчитывающего несколько пухлых томов.

Чудом уцелели Евгения Александровна Жилинская и Анна Алексеевна Новикова. Той и другой первоначально был вынесен приговор о 10-летнем сроке пребывания в лагерях, но обе были освобождены в начале 1939 года. В возрасте неполных 33 лет умерла в одном из лагерей в Коми крае приговоренная к такому же сроку Жилинская Ирина Вячеславовна.

Абсолютное большинство из 63 арестованных по этому делу испили до конца чашу страданий. Черной датой в историю этого дела вписано 4 апреля 1938 года. В этот день сразу же после суда один за другим были расстреляны:

С. П. Некрасов, Н. А. Любимов, В. И. Матросов, И. И. Отрешков-Тарасенко, И. Н. Падалкин, И. Р. Толстиков, К. А. Третьяков. В тоже же году умер в тюрьме Вячеслав Лейцингер, чуть позднее были расстреляны брат последнего Аркадий Яковлевич, а также Борис Федорович Оттлие, П. С. Пузырев, П. К, Харитонов, Б. Г. Шергольд, братья Виктор и Анатолий Бройтигамы, В. М. Эпштейн и многие другие.

Сведения, направленные из Архангельска в центральный аппарат НКВД, оказались достаточными, чтобы руководство последнего сделало представление наркомату иностранных дел об отзыве из Архангельска генерального консула Норвегии А. Виклюнда. Не по своему желанию покидали 52-летний дипломат и его семья родной для них город на Северной Двине...

... Необоснованность предъявленных обвинений, жестокость приговоров, вынесенных по «делу Виклюнда», были столь очевидны, что уже в 50-е годы прокуратура возбудила протест по абсолютному большинству из них. Новое поколение чекистов провело тщательную проверку всех данных, аргументации обвинения и выступило за немедленный пересмотр приговоров. которые были отменены «ввиду отсутствия состава преступления».

Не прошло бесследно «дело Виклюнда» и для сотрудников областного аппарата НКВД. Несколько человек из наиболее ретивых добывателей нужных сведений были привлечены к уголовной ответственности. Двое работников были приговорены к значительным срокам заключения. Для некоторых дело завершилось служебным расследованием, и они отделались легким испугом.

... Я предпринял лишь первую попытку осветить еще одну неизвестную страницу нашего прошлого, сделать тайное явным. Убежден в том, что, каким бы тяжелым ни было постижение исторической истины, анализ преступлений прошлого, только на этом пути мы будем учиться избегать подобного сегодня и в последующие времена.

Евгений ОВСЯНКИН.
Кандидат исторических наук.

На снимках: консульская карточка Виклюнда; братья Лейцингеры (слева направо) — Аркадий, Вячеслав, Игорь и Вадим (первые двое проходили по «делу Виклюнда»); Ирина Жилинская.

Автор выражает сердечную благодарность сотрудникам Федеральной службы контрразведки Российской Федерации по Архангельской области и Госархива Архангельской области за помощь в сборе материалов.



Наверх