То, что мы видели мельком с трамвая, чем любовались на набережной и чему дивились, читая краеведческий очерк и печально взирая на те места, где были памятники, – это ещё не весь Архангельск. Чтобы понять этот город с населением более 200 тысяч человек, раскинувшийся пригородами на протяжении 40 километров, надо побывать в этих пригородах, пожить в Соломбале, прокатиться на Кегостров, посмотреть Цигломень, пройти по заводам Маймаксы, заглянуть на А-прим, на 14-й, 26-й и др. Надо почувствовать здешнее лесное хозяйство, громоздкое и страшно трудоёмкое.

Смотря по времени года, в Соломбалу можно попасть через неширокий рукав Северной Двины Кузнечиху или на пароходе со слепым гармонистом Кармановым, или на лодке, по мосту (устроенному в 1931 г.), когда он бывает наведён, и по льду, когда станет река. Об этих переправах можно бы написать целую поэму.

Сейчас, когда я пишу эти строки, соломбальцы пользуются самым лучшим способом передвижения в город и обратно – по мосту. В ту и другую сторону по наплавному мосту течёт людская толпа. На обоих концах моста сидят слепые гармонисты, наигрывающие жалостливые мотивы, безногие и просто старые люди просят подаяния, у щелей забора дома сумасшедших собралась толпа любопытных. Вас поразит, лишь только вступите на мост, масса древесины в воде и выкатанной громадными горами на берег.

Соломбала – большой деревянный город с заводами, пристанью, своим вузом (высшим учебным заведением), с кино, баней, базаром, почтой и т. д. Здесь также на всех переулках хрипят и воют, как голодные собаки, громкоговорители.

В Соломбале не более 5 каменных зданий, одно из них, Преображенский собор петровского времени, разобрали; другое, Убекосевер, начала XIX в., – стоит совершенно ободранное. Соломбала горела реже, нежели город, и потому изредка здесь можно встретить старенький домик с охлупнем или ставни с резьбой провинциального ампирного стиля, каждый дом выглядит крепостью – крыльцо обязательно выходит во дворик, за глухим высоким забором цепная собака, а калитка с железной массивной щеколдой в виде кольца с шишкой или кулака на ночь задвигается засовом. На окнах беленькие занавесочки и милые цветочки.

Как и в городе, дома здесь ставятся на сваях, изредка на плотах. Канавы плохо дренажируют почву. Весной остров заливается водой. В небольшом берёзовом садике вечерами гремит музыка, качаются качели, показывают зверей.

Самая красивая панорама открывается здесь с мостика речки Петкурьи, во время отливов совершенно мелеющей. По обоим её берегам стоят раскрашенные в разные цвета боты, карбасы, лодки, лодочки. Здесь умеют хорошо их делать. Плывут беспризорные бревна, кучки их накатаны на берегу для отопления. Кишит купающаяся детвора. Тут же полощут бельё и черпают для потребления воду. Картину дополняет группа пьяных, расположившихся у разных кучек брёвен. Они распивают из вёдер, из чайников, из банок пиво, когда последнее отпускается единственной здесь грязной пивнушкой, чаще, впрочем, закрытой за нехваткой пива.

У Соломбалы два лица. Одним она смотрит к реке. Это Набережная и ул. Левачева. Здесь бегает трамвай, здесь сосредоточена вся торговля, тут кино, различные учреждения. Судоремонтный завод с его верфями, доками и мастерскими и Управление береговой охраны и кораблевождения (Убекосевер) сообщают этому уголку приморский вид: мачты судов, подъёмные краны, гудки и дым океанских пароходов; в толпе, которая непрерывно течёт по улице Левачева, матросы, моряки в формах. Ещё не так давно эта часть Соломбалы произвела на одну путешественницу впечатление иностранного города.

«Оставили вправо речку Кузнечиху, отделяющую Архангельск от Соломбалы, – пишет она, – и подъехали к Соломбале, этому совершенно иностранному городу, не имеющему ничего общего с Архангельском. Дома большие, магазины, иностранные консульства, англиканская церковь, таможни, пристани, целый ряд торговых заведений с иностранным обликом – всё резко отличало это предместье от самого Архангельска».

Картина сейчас изменилась несколько. Англиканская, например, церковь, с которой посшибали готику, превращена в барак, в котором живут хохлы ссыльные, торговля далеко не носит иностранного облика, но о торговле речь впереди.

Другое лицо Соломбалы – в глубине её улиц Ирландской, Шотландской, Французской, Итальянской, Американской и др. Здесь она выглядит заурядным провинциальным местечком.

Неезженые улицы поросли зелёной травкой, бродят коровки, лошади, козы. Здесь живут семьи моряков, мастеровой люд, крепкие семьи, управляемые соломбальскими «жёнками»...

Впрочем, к соломбальцам, имеющим тоже два лица – парадное и домашнее, и к их женкам я ещё возвращусь, когда буду говорить о населении города и об архангельских силуэтах.

А сейчас, чтобы дополнить общее впечатление об Архангельске, этом неустроенном, необжитом городе, раскиданном по островам, попытаемся проехать на трамвае до лесопильных заводов вниз по реке, переберёмся в Маймаксу с её заводами и лесными биржами...