Рабочие, занимавшие какие либо выборные должности, выбрасывались с предприятий и арестовывались, профсоюзы выселялись из занимаемых ими помещений. Все это сразу же создало тревожное настроение в рабочих массах.

Вся политика эсеров по охране труда была направлена против интересов рабочих. За время своего пребывания у власти эсеры не приняли никаких мер к улучшению положения рабочих. Такая „политика“ не могла остаться без ответа. Начинались забастовки, волнения. Ряд рабочих собраний стал выносить решения о недоверии к правительству.

Все это наводило военщину и торгово-промышленные круги на мысль о необходимости сменить эсеровскую власть, этот „социалистический“ фиговый листок, на „настоящую твердую" власть.

При помощи ген. Пуля и союзной контр-разведки, в ночь на 6 сентября заговорщики арестовали членов правительства. Появился „приказ командующего русскими действующими сухопутными и морскими силами“ Чаплина, провозглашавший, что „Верховное управление Северной области низложено“. На посты министров были назначены заядлые монархисты.

Монархической шайке властвовать было не дано. Уж слишком большое отвращение вызывали они среди широких масс, чтобы удержаться у власти. 6 сентября выступил с протестом и призывом к протесту „Совет кооперативов Севера".

Наглое выступление монархистов вызвало возмущение рабочих. Вспыхнула забастовка протеста против захватившей власть черносотенной своры.

Опасность положения заставила союзных послов приспособляться. Они вновь решили прибегнуть к помощи социал-соглашателей. Френсис (американец) выступил 6 сентября с обращением „к населению Северной области", в котором заявлял: „Принимая во внимание слишком тяжелое положение, считаю себя обязанным принять меры к немедленному освобождению арестованных членов правительства и к их возвращению в Архангельск". Таким образом, социал-предатели вновь вернулись к власти; но свой авторитет даже в отсталых рабочих слоях они уже потеряли окончательно.

Эсеры поручили Чайковскому снова обивать пороги иностранных миссий. Последние настаивали на привлечении в правительство местной крупной буржуазии. С разрешения союзников и после переговоров с торгово-промышленными кругами, наконец, было составлено новое правительство в следующем составе: Н. В. Чайковский-председатель, иностранные дела и земледелие, П. Ю. Зубов (кадет)—юстиция, князь И. А. Куракин (беспартийный)—финансы, Н. В. Мефодиев (кадет)—торговля, промышленность и вопросы труда.

Все эти изменения не меняли существа положения. Фактической властью были и остались: генерал Пуль и союзная контр-разведка, возглавлявшаяся полковником Торнхилем.

С октября 1918 года белогвардейцы начинают „укреплять" власть и фронт.

Собирают остатки земства, избирают городскую думу, от вербовки в белую армию добровольцев переходят к обязательным призывам определенных возрастов. Все это делается союзниками, а в качестве их агента-посредника фигурирует „правительство“. Союзники держат все нити в своих руках: власть, охранку, деньги, продовольствие, военное снаряжение и припасы. И когда какой-нибудь полковник Дуров во время бунта солдат Архангельского стрелкового полка теряется или не умеет достаточно решительно с ними расправиться, то союзники своими силами расстреливают каждого десятого солдата и восстанавливают „порядок“.

Разумеется, такой режим вызвал резкое недовольство рабочих и крестьян захваченного белогвардейцами района. Террор белогвардейцев все усиливался, ибо ничем другим на недовольство масс они отвечать не могли.

Отношения между населением и белым правительством все больше и больше обострялись.

Отрезвление масс нашло свое выражение и в некоторых выборных органах,—особенно в совете профессиональных союзов. Некоторые из руководителей его стали стремиться к выработке общей линии поведения вместе с подпольной большевистской организацией.

Крупная стычка произошла в марте 1919 года. Правительство решило ничем не отмечать годовщину февральской революции. Совет профессиональных союзов и даже городская дума решили отметить эту годовщину большими торжественными заседаниями.

12-го марта днем на судоремонтном заводе состоялось торжественное заседание с участием свыше 1000 рабочих, на котором ряд выступавших ораторов не только резко критиковал действия белогвардейского правительства, но доказывал, что лишь советский строй может улучшить положение рабочих и призывал добиваться прекращения бойни против советов. Все это наделало много шуму.

В ближайшие же дни были произведены аресты выступавших с речами и массовые обыски. Настроение у рабочих и частью у солдат было такое, что надо итти на восстание, но восстание в тот момент грозило только усилением чрезвычайной расправы.

Белогвардейские власти решили огнем и мечом уничтожить „крамолу". Были произведены массовые обыски и аресты, в том числе—ряда работников большевистской подпольной организации. Началась суровая расправа. Болото за городом (мхи) приютило в эти дни снова несколько десятков трупов расстрелянных революционеров.

Наряду с расстрелом, каторгой на Мудьюге, террором контр-разведки „правительство" применило еще одну меру. Появился приказ Марушевского о высылке в Советскую Россию большевиков и всех желающих туда выехать. Надо было подать заявление о причинах желания, в частности дать сведения о своих политических взглядах. Этот провокационный акт помог расправиться контр-революции с попавшимися на закинутую удочку рабочими и крестьянами.

В армии был установлен порядок во всех отношениях до-революционный, со всеми атрибутами царской военщины. Над солдатами творилось безобразнейшее издевательство, во-всю цвел шпионаж, шли систематические расстрелы за случайно обмолвленное слово и проч.

Крестьян донимали повинностями, поборами; крестьянских девушек насиловали пьяные офицеры. В широких массах крестьянства, испытавших на своей спине тяжесть контр-революционной власти, начался перелом в сторону решительной поддержки советской власти.

Так сама себя разоблачала контр-революция, вызывая возмущение широких трудящихся масс.

Так разоблачали себя эсеро-меньшевистские верхи, откровенно ставшие на сторону врагов рабочего класса.

Меньшевики и эсеры своей деятельностью на Севере больше, Чем где-либо, разоблачили себя, особенно ярко показали свою антипролетарскую мелкобуржуазную сущность. Превратившись в жалких лакеев буржуазии, в прислужников западно-европейского и американского империализма, они потеряли в конце-концов всякое влияние не только среди рабочих и крестьян Севера, но даже среди интервентов и местной буржуазии. В великой классовой борьбе, развернувшейся на Севере, они очутились в положении людей, выставлявших демократические платформы, а на деле служивших ширмой для самой оголтелой буржуазно-помещичьей своры.

Не даром ряд видных меньшевиков Архангельска (Бечич, Цейтлин, Успенский, Наволочный и другие) в годовщину февральской революции на судоремонтном заводе торжественно отреклись от меньшевистско-эсеровской политики правительства Чайковского и признали свои ошибки; некоторые из них в последствии стали большевиками.

Не даром эсер Питирим Сорокин, член Учредительного собрания, отрекся от эсерства и в ноябре 1918 г. в „Правде" искренно раскаялся в своих ошибках.

Роль этого раскаяния особенно ярко подчеркнул т. Ленин в своей статье „Ценные признания Питирима Сорокина".

„То,—говорит т. Ленин,—что произошло в Архангельске, в Самаре, в Сибири и на юге, не могло не разрушить самых прочных предрассудков“.

„Если Питирим Сорокин,—продолжает т. Ленин,—сложил с себя звание члена Учредительного собрания, это—не случайность, это—признак, поворота целого класса, всей мелко-буржуазной демократии. Раскол среди нее неизбежен: часть перейдет на нашу сторону, часть останется нейтральной, часть сознательно присоединится к манархистам-кадетам, продающим Россию англо-американскому капиталу, стремящимся удушить революцию чужеземными штыками. Суметь учесть и использовать этот поворот среди меньшевистской и эсеровской демократии от враждебности большевизму сначала к нейтральности, потом к поддержке его, есть одна из насущных задач текущего момента“.

Борьба с контр-революцией на Севере обеспечила союз рабочего класса с деревенской беднотой и средним крестьянством и сочуствие лучшей части интеллигенции, а вместе с тем в значительной степени научила и коммунистические организации Севера использовать до конца поворот колеблющихся и переходящих на сторону революционного пролетариата слоев.